Очень красиво! Очень!!!

Хикару Кхикутоке
Не за что

ну, и, за одно.
маленький рассказ-зарисовка.

Рабочее название: Good Luck
Автор: MaDness

14.o8.o8.

Сидеть, в полумраке собственной комнаты – темницы. В жужжащем и душном царстве, наполненном диковинных силуэтом – холодных и злобно смеющихся, оживающих за твоей спиной, выползая из тени медленно-медленно, задыхающихся в густом сигаретном дыме, который клубами вырывается из легких, выкуривая – одну за оной. Нет, не нервы.  И, даже, не истерика. Просто - слишком привычный образ жизни, слишком привычный и устоявшийся, что бы сейчас вырвать из розеток все шнуры и упасть в забытье, которое можно окрестить сном.

Войдет не слышно, будто бы кот на мягких лапах, прислонится к стене и прикроет глаза. От усталости, а, может, просто, что бы не видеть твоих мониторов. Ничего не скажет – а ты и не хочешь ничего слышать. Не нужны дешевые слова – особенно – это холодное, дежурное «удачи», которое иногда слетает с его губ. Единственное, что можно добиться от этого человека, насквозь пропитанного вкусом, и запахом стали, крови и шоколада.
Он уже подписал два смертных приговора – свой, и твой, тонкой рукой, облаченной в перчатку, он поставил решающую точку, и число – наверное, завтрашнее. А может, ошибаются. Может, вам еще уготовлено пару годков перед законным отдыхом. Вопросительно, может, чуть укоризненно посмотришь на юношу, стоящего в тени, облокотившись на  стену, покрытую старыми и грязными обоями. О, да, прекрасное место. Определенно, «достойное» принца.
Снова взгляд в его сторону – взгляд, будто бы – снизу вверх, это уже – по привычке. Это уже отработанный, инстинктивный взгляд собаки на человека, собаки, которая готова исполнять все его приказы. Немного, даже стыдно.
Привязанность, да. Он приручил. Это началось уже давно, в те времена, которые можно назвать «детством», даже, быть может – счастливым. Надел ошейник и таскал за собой, заставлял терпеть собственный норов, не редко срываясь, осыпая тебя ругательствами, на которых стоит свет, или же, не редко, набрасываясь с кулаками, чуть ли не бьющийся в истерике. О, да. Избалованный, истеричный принц – и его верный, чуть замкнутый в себе слуга. Почти полные противоположности, но, все-таки, братья – нет, не по крови. Но по уму – оба – расчетливые и хитрые, оба – умные и жестокие. Просто один остался шестеркой, а другой – о, другой слишком высокого о себе мнения, ребенок – но с комплексом неполноценности, желающий быть первым. Иногда – его даже жалко, но нет, он не жалок. Язык не повернется назвать его таким, а если и рискнет кто – то тут же упадет с огромной дырой в неразумном лбе – ибо Михаэль скор на расправу. И, все таки, есть что-то в нем, за что можно ставить и памятник, и вести на виселицу. Пройдет по эшафоту – такой гордый и независимый, искривив в едкой усмешке красиво очерченный рот.
Играет – почти всегда – без правил, метается, как в Аду. И все-таки, такая сильная фальшивка. Наверное, даже, марионетка. Раб своих желаний и помыслов, изощренный умом ублюдок.

  Такой противоречивый, быть может – аморальный, который живет по своему закону, не заключенный в столь узкие рамки, как ты. И, все-таки, благодарен ему. Благодарен за то, что так неожиданно вернулся – пусть, немного не так, как возвращаются герои каких-то фильмов. Пусть не пришел – изысканно одетый, идеально расчесанный, с мягкой улыбкой, такой пафосный, не уселся на ближайшее кресло, как это обычно бывает, когда к неожиданно вернувшемуся из прошлого – тянутся все, кто когда-то его знал. О, нет. Не так, все было менее прозаично – глухой мат, в ответ на твое удивленно-испуганное «Мелло!?», и, нет, даже не просьба, и приказ, проводить его в ванную комнату. Его презрительно наморщенный нос, когда увидел скромную обстановку – уж простите, Ваше величество, не настолько мы богаты, что бы иметь собственную квартиру. А что же Вы хотите от съемной жилплощади? Как он сидел на бортике ванны, неуклюже пытаясь замотать обожженное лицо сомнительного вида бинтом, и посмотрел на тебя взглядом полным ненависти и холода, когда ты предложил ему свою помощь. И, все-таки, согласился ее принять, тихо ругаясь сквозь зубы, и морщась от каждого твоего прикосновения. Чем-то он напоминал тебе тогда волчонка – пытающегося что-то доказать щенка, к которому хочется в умиление протянуть руку, погладить, а через секунду оказаться с отгрызенной по локоть конечностью, которую, демонстративно выплюнув, он еще добавит, что « не вкусно».
Вызывает отвращение. И жалость, которая, все – таки пересиливает иные чувства, заставляя как-то нежно улыбнуться. Вот и сейчас. Хотя нет, сейчас – нет. Сейчас он не примет никакого сочувствия или ободрения – он слишком горд, что бы с благодарностью реагировать на такие чувства. Просто взрослый ребенок, которого однажды сильно обидели.
Встать с пола, по привычке отряхнуть джинсы, и медленно, осторожно подойти к нему, едва коснуться рукой его плеча, скрытому под темной кожаной куртке, опушенной по вороту черным мехом какого-то зверька – наверное, куницы. Он всегда знал толк в одежде, и пару раз ты сильно получил от него под ребра и почувствовал сталь его револьвера под собственной челкой, касающейся кожи лба, за то, что догадался назвать его «парижской модницей.» На такие слова у него всегда была подобная реакция – немного забавная. А в ту пору, которую ты все решил окрестить счастливым детством, ты часто называл его в шутку «принцессой». Да, Мелло всегда обладал внешностью, которой можно было позавидовать – светлая кожа, большие серые глаза, но продернутые таким холодом, что даже самый храбрый человек невольно почувствовал себя неуютно, под этим испытывающим взглядом. Длинные светлые волосы – ты помнишь, что когда-то они были мягкими, когда-то давно, когда он иногда позволял тебе себя расчесывать. Сейчас он категорически запрещал всячески дотрагиваться до себя – о, наш особо хрупкий ценный экземпляр, но черт знает, в чем была реальная причина его такого поведения. Его можно было бы назвать дьявольски красивым. Но все же, ты решишь, что дьявол с волосами цвета коринфской меди – это, пожалуй, слишком.
Он медленно приподнимет голову, взмахнет ресницами – длинными, пушистыми – и посмотрит на тебя. Но как-то не так, как обычно – с высока, а, наверное, немного устало. Впервые без этой ненависти и призрения. Как когда-то давно.. позволишь себе коснуться левой щеки, и скользнуть пальцами по рваным, острым краям шрама. Он поморщится, но не отдернется, как обычно, не скажет тебе что-то едко-оскорбительное. Нет, не играет. Просто знает что-то, что не хочет говорить тебе. И от этого делается страшно, сжимается сердце. Хочется обнять его, и больше никогда не отпускать. Завязать его глаза шелковой лентой, и увезти далеко-далеко, где его больше не будут терзать эти сомнения, где его оставят все мысли и ночные кошмары – о, как же горько было иногда просыпаться от его стонов, и видеть, как слезы бегут из почти ослепшего левого глаза, оставляя резкие дорожки, точно повторяя контуры шрама – взять за руку, и показать дорогу – сверкающую, долгую, будто смахнуть с него бред долгой болезни, и пойти с ним уже – рядом, уже – никогда не отпуская, туда, где, наверное, будет лучше. Жаль, что уже не в этой жизни. И все, что сейчас ты сможешь сделать – это сказать совершенно отстраненную фразу, все еще касающуюся его лица, какую-то глупую и ненужную, сказанную тихим и хриплым голосом:
-Все еще больно, да?
Он недоуменно на тебя посмотрит, и как-то медленно кивнет, и, взяв твою руку в свою от чего-то горячую ладонь, и, отняв ее от лица, коснувшись твоей ладонью груди, чуть левее.
-Больно. Но не там, – тихо ответит он – а вот здесь. Где по теории врачей находится сердце.
Последняя фраза будет почти прошептана тебе на ухо, его губы едва коснуться виска, рука скользнет на твою лопатку, в робкой, и, какой-то не умелой попытке тебя обнять.
Будто какая-то невидимая преграда между вами в мгновение ока исчезла, значит, это, наверное – конец. Значит, вам обоим суждено умереть. Именно это он хотел тебе сказать, но прочитал по твоим глазам, что ты и так все понял.
-Завтра.. – голос его предательски задрожит, и его тонкие пальцы вцепятся в твою полосатую кофту, будто желая удержать, будто думая, что ты сейчас отпустишь его - ..завтра все кончится для нас. Пожелать удачи?
Наверное, вы выглядели до безумия смешно – двое взрослых, казалось бы людей, ну, быть может, все-таки еще не взрослых, но все же, почти – но сейчас – не более, чем двое подростков. Испуганные, с дрожащими бликами в глазах – будто предвещающие что-то, подобное слезам. Нет, вы разучились смеяться. И плакать тоже. Потому ты обнимешь его, как и хотел – чувствуя через ткань его одежды дрожь, будто ощущая его эмоции, сейчас – темными волнами выплескивающимися из заточенного в бутылку океана.   
-Оставь.. – прохрипишь ты – не сегодня, Михаэль.. сегодня – слишком плохо.
И, не читая мыслей друг - друга, лихорадочно начнете отвечать на поцелуи, торопливо расстегивая молнии и пуговицы, стягивая одежду – лихорадочно - панически, как в агонии.

Тусклый рассветный луч скользнет по твоему лицу. Ты приоткроешь глаз, нащупаешь очки, и криво нацепив их окинешь комнату взглядом. Михаэль – одетый, как никогда серьезный стоит около окна, ломая пальцы, и закусывая, почти до крови губу. Такие мелочи – но они выдают истину под маской спокойствия.
-Мелло? – тихо спросишь ты, надеясь на что-то, практически не реальное. А, может, просто желая услышать его голос.
Поворот головы, и его тихая речь – слишком бездушная, что бы быть настоящей. И эта сухость выдает, сколько ему требуется сил, что бы еще держать себя в руках.
-Прости, Мэтт. Я сам подписал наши приговоры. Сегодня – казнь. Я не буду говорит, что люблю тебя. Но могу пожелать удачи…

Оказывается, умирать не больно. Даже, немного приятно. Как особая форма мазохизма. Чувствуешь, как сердце медленно останавливается, а из губ выпадает и в то же мгновение угасает сигарета. Как и ты. Последний вздох срывается с губ, и усмешка, искривившая губы перед смерти оставит их. Только в угасающем сознании последний раз взметнется языком пламени одно единственное имя.

Михаэль Кель.

нет. это маленький.

он даже меньше некоторых моих постов.

две страницы, написанные за какие-то полчаса. слишком много чувств накопилось.

ээ. ну. страниц на 6, если хороший партнер и много вдохновения, при этом - хороший сюжет.

нафиг шок. х)

Хикару Кхикутоке
я уже давно тебя люблю милый - и ты с сэсом еще кое-что не закончил))ха-ха..
спасибо - но мне все равно еще много работать..х))
на Да я регнулась.. только я нефига не пойму - мну нужен помощник и проводник, самой разбератся ваще лень.. )называется - английский со второго класса и с шестого репа..) да и что мну там делать - был бы хотя бы сканер...
ну а еще принтер, шоп и желательно планшет)

ах. ну я идиот.

не узнал. убей меня, я плохой мальчик =_________=
а с Сэсом мы закончим. обязательно. когда я вернусь из Израиля х)))

проводник и прочие - это не проблема х) могу помочь. дааа.