-Иногда, искусственная улыбка тоже может согреть. – задумчиво произнес ты-  Вот, смотрите, солнце.. оно ведь греет, а мы о нем ничего не знаем. Может, оно тоже электрическое, как Вы думаете? Знаете, электрическая большая лампочка, нагло ухмыляющаяся сверху, которая думает: « Ай да я, превзошла все остальные лампочки на этой гребенной земле, единственная лампочка, которой уделяют так много внимания!» Хотя, пожалуй, иногда тьма намного лучше этого издевательского света, не так ли?
Ты часто можешь говорить такие абсурдные вещи с совершенно серьезным видом. Нет. Не потому, что ты просто хочешь посмеяться над девушкой, а потому. Что ты действительно так думаешь. Интересно, а ученые, которые занимаются исследованиями – они когда-нибудь задумывались над тем. Что солнце – это большая лампочка?
-Я, наверное. Говорю глупости? – едва улыбнуться.  И все. Минимум жестов, но максимум эмоций. Что сосредоточенны в этой улыбке.
Левая перчатка все еще лежит на столе, а на пальцах – тепло ее кожи. Такой мягкой, наверное, с непередаваемым запахом духов. Поднести пальцы, что еще несколько мгновений назад касались ее плоти, поднести их к пересохшим, шероховатым губам, в которые впитался горький вкус алкоголя. Такой незначительный жест, кой может означать – либо слишком много, либо ничего. Ты не пытаешься поймать на мысли, что тебе нравится  твоя случайная знакомая, не смотря на то, что ты даже не знаешь ее имени. Это вполне свойственно двадцатилетнему юноше. Впрочем, Хикару любит красивых девушек, и не собирается отрицать этого сейчас. Потому, что симпатию – ее никогда не отрицают. Потому, что это вполне естественно. Чаще всего, глупцы отрицают нечто более глубокое, то, что привычно называть «любовь». А она – та еще паршивка, любовь, которая может заставить подставить задницу, чтобы тебя отымели по полной программе. Вот такого чувства, чаще всего, стыдятся. Но откуда это знать человеку, который по-настоящему любит только себя, и никого боле. Нет, конечно, иногда –у него были относительно долгие романы, но и они обрывались, стоило очередной игрушке наскучить «хозяину». Да, он всегда был хозяином, и все чувства, которые он испытывал – в них был оттенок собственничества. Но и его можно было терпеть, и его характер, и нечеловеческая жестокость. Нет, не айсберг, конечно. Но красивая оболочка с подгнившей душонкой и застывшей в жилах крови. И только один человек сказал ему, что все, что он делает – и его стиль, и  поведение, и привычки – это все – маска, за которой он пытается скрыть может, немного – сентиментального, романтичного человека, который, по натуре своей, очень не любит причинять никому боль. Тогда, помнится, он сильно разозлился. А она сидела на кровате, в одном тонком халатике, едва прикрывающим кружевное белье, и смеялась. Ее светлые волосы были собраны в короткий хвост, а пушистая челка закрывала глаза. О, да. Она была полной копией своего брата. Она была твоей любовницей. Она была твоим главным соперником, которого, насколько ты знаешь, не так давно устранили, когда она была на задании. Нет, тебе не было ее жалко. Потому, что ей просто не повезло. А ты продолжал жить, всем на зло.
В этом и заключается правда жизни.  Жизнь – это игра на везения. И сегодня,
Явно выигрывал ты.

-О, простите. – вдруг, неожиданно, что-то вспомнить. Ты ведь не представился даже – Хикару. Хикару Кхикутоке.
Вот так, просто. Имя, которое стерто со всех архивов, человек, данные о котором удаленны. Человек, который меняет паспорта, стоит только выполнить очередное задание. Уничтожает, что бы обнаружить на следующий день под дверью – новый, с новым именем и фамилией, датой и годом рождения. Только кличка. Поддельный паспорт и за ухом – клеймо, две изящно переплетающихся буквы – «H» и «К», которые давно впечатали в кожу. Незаметные для окружающих, но слишком болезненные для тебя. Впрочем, в подобном клейме отражается специфика твоей работы. Поставили для того, что бы отрезать о остального мира. Поставить, чем самым запечатав дверь назад, и далее – можно только двигаться вперед.
Вперед, по дороге судеб, что вымощена белым кирпичом, и теряется в серебристой дали. И черт знает, что ждет за следующим поворотом. А оглянувшись назад понимаешь, что все прошедшее расстояние, казавшееся многотысячным, измеряется парой шагов. Оглядываться назад, и видеть призраки прошлого, от которых не убежишь.
Призраки. И только один – такой яркий, такой четкий, который, кажется, все время идет рядом. Идет, улыбаясь, глядя на тебя, отводящего взгляд. Улыбается загадочно и нежное, касается теплыми пальцами ладони, облаченной в перчатку, что бы уже через пару часов оказаться… оказаться чужой, незнакомой девушкой, что лежит рядом, и что-то говорит о вечной любви. Наивная. Дура.
Снова  впиться в очи девушки своими карими глазами, которые, казалось, поглощали свет. Смотреть изучающее, будто пытаясь заглянуть за грань – но лишь пару секунд, что бы снова откинуться на спинку стула, и подозвать официантишку, хрупкого мальчишку, мечтательно глядящего на тебя из-за барной стойки. Улыбнуться, и заказать – абсент, хотя, пожалуй, сейчас – лучшее лекарство – это неразбавленный спирт. Знаешь ли, принимать внутрь, залпом. А потом лежать на диване, отравленный безумием, и вслед за солистом OttoDix повторять слова песни, смысл которой до тебя донесла одна из хороших знакомых. Сербка, однако же, знающая русский.
Там лишь тот выживает, кто подвержен сомненью,
Тот, кто мог притворяться своей собственной тенью.
Не терпеть состраданья, не испытывать жалость –
Это всё, что мы можем, что нам делать осталось.
Так, кажется. А действительно, таким как ты, не остается ничего более, чем надевать железные маски, и улыбаться затравленным волком, как сейчас, отпивая из поднесенного стакана. Бросить мальчишке чаевых, и смерить ледяным взглядом, ледяным и презрительным, заставив его покраснеть, и вернуться к стойке. Отпить, наслаждаясь игрой тусклых отблесков ламп в жидкости, что отравляет горло, заволакивая сознание тонкой пленкой приторного безумия. Кто-то, дергающий за ниточки, смеется над своим лучшим созданием – человеком, а, по сути – куклой, которая умеет чувствовать чуть более остро, чем иные марионетки. Эта жизнь – твоя сцена и твои декорации. Тебе больно, но это – твоя война, и ты сам сдохнешь за свою свободу, сукин сын.
По мере того, как алкоголь расслабляет натянутые струнами нервы, настроение, может, чуть улучшается. И ты, изогнув губы в усмешке, на распев протянешь:

-.моё [сердце разбито],но у меня осталось немного [клея]
помогите мне надышаться им и [вместе] починить моё сердце

Отредактировано Хикару Кхикутоке (2008-09-05 21:34:14)

-А это тебе решать. – пожать плечами, заводя за ухо длинную челку, и снова скользнув взглядом по девушке, снова отпить из бокала, блаженно щурясь – словно большой и довольный кот – Если хочешь – я уйду, а если нет..  – тут уже тихо рассмеяться, но в место какой-то пошлости, вполне мирно произнести – Я приглашу тебя в гости и угощу чаем, и шоколадом.
Шоколад. Это, знаете ли, такое изысканное лакомство, в котором содержится определенная норма счастья. Лекарство от депрессии. Шоколад – он бывает разных видов. Бывает, знаете ли, горький. Горький шоколад – это то, что подобно золоту, но в отличие от металла – он крайне на любителя. Потому, что он обладает слишком специфическим вкусом. И тебе нравится этот сорт более всего. Еще, бывает белый шоколад, и шоколад молочный. Шоколад молочный и шоколад белые – его любят все. Конечно, в большинстве своем – девушки. Потому, что они сами такие – мягкие, нежные, приторные. И со всяческими добавками, типа орешков и апельсиновых долек, изюма и арахиса – того, на что хватит фантазии производителей. А есть еще шоколад мятный. Мятный шоколад. Не приторно-сладкая нуга, не картонное печенье, не дешевые леденцы, продающиеся в любой лавке, а мятный шоколад – изысканный, тонкий, всегда новый вкус, ничего банального и надоевшего, сочетание горького и сладкого, только для истинных ценителей. Вот такие три вида шоколада, которые тебе известны.
Тихо рассмеяться, да только неизвестно, чему. Её решать. От слов какой-то малоизвестный особы будет зависеть судьба сегодняшнего вечера, а, кто знает – может, и твоя судьба в дальнейшем. Если она согласиться – то ты напоишь ее чаем, угостишь шоколадом – и легкими, знаете ли, наркотиками. Секс под кокаином – звучит, как название какого-то романа. Но так загадочно, и так заманчиво. До загадочного всегда хочется дотронуться, хочется приоткрыть завесу неизвестного, разузнать, что да как. Попробовать запретный плод, что висит на древе познания. Тот плод, что когда-то стал причиной изгнания людей из Рая.
А если не согласиться – то ты улыбнешься. Просто – улыбкой, затравленной, и, может быть, чуть горькой. Встанешь, и уйдешь – не будешь ловить такси, хотя живешь достаточно далеко. Будешь идти по улице, не замечая прохожих – какое тебе до них дела. Поднимешься в свою обитель, и достанешь бутылку спирта. Отхлебнешь, и сядешь писать письма – просто так, без адресата и без обратного адреса. Лично -  в руки, ни в Рай, и не в Ад. Вернуться в придуманные мир, куда закрыты двери. Глотать туман, и ставить кресты, напротив могил. Или сбежать – купить билеты, на первый же рейс. Только бежать уже некуда, знаешь ли, клетка – захлопнулась. Еще пару фраз – что бы прибавить пафоса. И закричать, услышав из тусклого зеркала: «Ну-ну, не грусти, ведь мы с тобой скоро встретимся».

-Тогда, вперед, прекрасная леди! – изогнуть губы в улыбке, и встать из-за столика, посмотрев на девушку. Такой, знаешь ли, немного пафосный. Протянешь ей руку, облаченную в черную перчатку. Не снимаешь их давно – это уже, знаете ли, издержки профессии. Вот, что это такое. Не для того, что бы не оставлять отпечатков пальцев, а для того, что бы зря не марать руки о жалкие существа, что копошатся под ногами – черви, не более. И за душонки некоторых таких «червей» тебе готовы платить огромные деньги. Да только вот из Японии давно не приходили задания. Признаться, без них немного скучно. Это потому, что вечная работа стала неотъемлемой частью твоей жизни. Ну, да. В этом и весь Хикару. Любитель развлечений и красивой жизни, скучает по работе, которую терпеть не может. Это так свойственно всем людям. Даже таким, как Хикару.
Стоять, ожидая ответа. Ожидая того, как вы покинете заведеньице, рука об руку. Ты – уже без показухи. Просто в каждом движении и жесте будет присутствовать что-то, это же будет и во взгляде, и в улыбке, то, что покажет окружающему миру то, что он –Король.  Он король. Он Бог. Он новый Антихрист. Вот кто он, а не какой-то наемный убийца, подчиняющийся чьим-то подписанным приказам одним словом – «велено».
|под прицелом экранов и их верноподданных -
|белоснежных перчаток от крови отбеленных,
|и приказом кадавров из пепла воссозданных,
|проповедавших то, что подписано "велено"
А за окном – о, ты даже не заметил, что начался дождь. Дождь, и серое небо, затянутое тучами – они плачут, отравляя сознание тоской. Заставляя сердце метаться в агонии. Серое небо – от тоски, вот от чего небо серое. Ну да, еще не хватало портить себе настроение подобными мелочами. Подобными мелочами, в предвкушении жаркой ночи.
Я сегодня вернусь дотемна
Это я тебе обещаю
Небо серое из окна
Небо серое - от печали
Я сегодня вернусь дотемна
И подумаю что же я сделал
Искуплю я все это до дна
И душой своею и телом
Я сегодня вернусь домой
Очень рано, еще до заката
Этот вечер - впервые мой
До краев пропитанный ядом
Я сегодня вернусь домой
Дом мой теплый и очень далекий
Над асфальтом расползся зной
Осляпляюще - ярким потоком
Я сегодня вернусь домой
Донесу темноту до дома
Это рано…И вечер не мой
Полуутренняя передкома
Я вернусь ещё дотемна
Вспомню все, чего я не доделал
Предрассветная тишина
Предрассветным крошится мелом.
Вот так, всплывают в воспаленном сознании мысли, хотя взгляд, заворожен, ты вне силах оторвать его от  окна. Там, где на опустевших улицах вступает в права холодный пасмурный вечер. Хочется выбежать на них, и рухнуть на колени, прислушиваясь к этому траурному маршу осени. И более ничего не нужно будет.
Слышишь, я ведь обещал вернуться.. до вечера, помнишь? А ты – подождать, так только тебе ли было ждать, Мишель? Это ведь я всегда убегал, а ты.. ты просто не успевала за мной угнаться. Бежала за ускользающим призраком. Вот так вот, Мишель, вот так всегда было. А в один день, ты просто не успела за мной угнаться. А я ведь хотел придти как можно более раньше. Знаешь, просто придти, и сесть подле твоих ног, и целовать твои запястья, утыкаться лицом в колени. Да только обернувшись назад не увидел твоего смутного силуэта..
Я не люблю, слышишь?! Моя любовь сдохла. Ее пальцы ломались под тяжестью сапог. Она приходила в образе девочки, и заставляла улыбаться, а потом запускала когти в самое сердце, и вырывало его, заставляя вставать на дыбы – и виснуть на дыбе. И тогда, я бросал ее себе под ноги, и ломал кости точными ударами, уходил, и брезгливо морщился, слыша ее стоны, и чувствуя, как она пытается зацепиться за полы моего плаща. Я убивал ее, когда она превращалась в бабочку, и чувствовал, как вместе с крылышками ее ломается что-то в самом сердце, вот, что я чувствовал. «Я знать не хочу ту тварь, что спалит это Небо» (с) Наутилус Помпилиус.Вот, слышишь! Ты, тварь! Ты спалила мое небо, да только не могу я это сказать, слышишь!? Не могу, и это заставляет метаться по лабиринтам подсознания, ослепленный болью и яростью. Лучше бы, я позволил тебе убить меня. Тогда бы, я не увидел смерть моего Неба. Я не люблю. Я наступаю ей на горло и вдавливаю в гнилую листву.  А еще, я не умею писать письма. Я не умею красиво складывать слова и говорить искренне. Потому то, что я пишу тебе под воздействием алкоголя – оно отправляется в корзину для мусора. А сейчас – я говорю с тобой, и забываю о том, что происходит. Ты бы спросила – Хикару, а ты счастлив? А я бы ответил – какая разница? Осень все равно поведет меня на расстрел.

Отредактировано Хикару Кхикутоке (2008-09-07 20:22:41)